Свидетельство о регистрации средства массовой информации Эл № ФС77-66845 от 15 августа 2016 г. выдано Федеральной службой по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций (Роскомнадзор).

До 1928 года мы жили в хуторе Нагольном. Наша семья состояла из шести человек: отец, мать и четверо детей. В 1929 году началась коллективизация, весь скот забрали. Отец отказался вступать в колхоз, за что всей семье грозила ссылка. В спешном порядке переехали в Ростовскую область в поселок Орловский. Жить стали в 300-х метров от железной дороги в полуподвальном бараке, который отец смастерил собственными руками. Чтобы прокормить семью, ему приходилось работать на разных работах. Денег все равно не хватало, мы постоянно бегали голодными.

Когда началась Великая Отечественная война, мне было 12 лет. Многие события помню до мельчайших подробностей. Осенью 1941 года через станцию потоком шли эшелоны с беженцами и оборудованием. Направлялись они в тыл, вглубь страны. Первая бомбежка врезалась в память на всю жизнь. Фашистские бомбардировщики налетели внезапно, сначала мы подумали, что это наши самолеты, которые с началом войны уже не были для нас диковинкой. Услышав сильный гул, мы выскочили из хаты, чтобы помахать летчикам рукой ( было в среде пацанов такое приветствие). И тут вместо звезд на крыльях самолетов увидели кресты… Через мгновение услышали разрывы бомб и пулеметную очередь. Испугавшись, все врассыпную бросились по своим домам. Как оказалось, это было только начало. Бомбить нас стали почти ежедневно. В каждом дворе были вырыты окопы, в которых мы спасались от снарядов. Для нашей семьи это самодельное бомбоубежище однажды стало причиной страшной трагедии. Осенью на железнодорожной станции скопилось три состава с беженцами. Был теплый осенний денек. Моя старшая сестра (на тот момент ей уже исполнилось 18 лет), я и наша младшая сестренка двух с половиной лет были у соседей. Старшего брата и мамы дома не было. Немецкие стервятники налетели, как всегда, внезапно и начали бомбить станцию. Люди из эшелонов побежали к нашим домам. Бомбы сыпались на них беспрестанно. Мы с сестрами побежали в свой окоп. В это время я увидел вернувшуюся домой маму. Она стояла возле стожка сена и молилась. Так и не пришла в укрытие, хотя мы ее очень звали. Вместе с нами было и трое соседских детей, а вот их матери замешкались и не успели спуститься в окоп. В это время самолеты, пройдя вдоль состава, развернулись и устремились в сторону бегущих людей и стали разбрасывать смертоносный груз…

Наблюдая эту дикую картину, я тоже замешкался от страха и в зигзагообразный окоп спустился последним. Бомбы сыпались прямо над нами. Одна разорвалась, не долетев метров пять до нашего барака, вторая упала еще ближе, а третья бомба разорвалась перед нашим окопом. На каком расстоянии она упала, я не знаю, но земля сдвинулась и засыпала нас всех. Взрослых, которые не присели, присыпало не полностью, а вот дети были внизу. У старшей сестры торчала одна голова, а на руках у нее была наша сестричка. Поднять ее она никак не могла, ведь руки были в земле. Меня накрыло с головой, помню, как мне стало нечем дышать…

Как же кричали матери, чьих детей заживо погребла земля… Все, кто мог, схватили лопаты и начали откапывать нас. Невозможно описать состояние мамы, когда откопали нашу старшую сестру. Ее руки крепко сжимали маленькое бездыханное тельце. Мама забрала тело девочки, прижала к себе и замерла в ожидании, когда откопают еще одного ребенка - меня. Когда я открыл глаза, возле меня стояли медики. Скорая помощь и тогда работала, правда вместо автомобиля была тачанка, запряженная парой лошадей. Мой первый вздох после искусственного дыхания медработники встретили хлопками в ладоши. После этого меня занесли в хату, растерли спиртом, сделали массаж. Этот день стал моим вторым днем рождения. А вот сестренку мы похоронили во дворе…

На этом злоключения для нашей семьи не закончились. Когда в хутор ворвались фашисты, они забрали у людей всю домашнюю птицу. У нас не было ни кур, ни уток, зато была корова. Молоко немцы тоже отнимали. Наш барак часто фотографировали, а снимки отсылали в Германию, чтобы там увидели, в каких убогих условиях живут русские.

 Однажды к соседнему дому подъехала машина с хлебом, меня заставили носить хлеб в дом. Ах, как хотелось есть. Эти черные плоские буханки, как мне казалось, источали самый лучший запах на свете. Хлеб я держал двумя руками, верхняя булка касалась моего подбородка. Конечно же, я не удержался и откусил кусочек. Немец, заметив это, схватил меня за руку и стал бить ногой, приговаривая любимую фашистскую фразу - «руссиш швайн».

 Да, много беды, горя и слез принесла война. Оккупанты в прямом смысле зверствовали от первого до последнего дня. Расстреляли всех евреев, сколько их было, мы не знали, но очень много. Бесчинствовали и наши полицаи, прислуживающие немцам. С сыном одного из таких предателей я учился в одном классе. Фамилия его - Макаренко. После расстрела евреев, в котором он принимал участие, на его сыне появились хромовые сапоги. В комендатуре каждый день кого-нибудь истязали по наводке полицаев. Как-то привели туда и нас с другом. Мы уже попрощались с жизнью, но судьба оказалась благосклонной и на этот раз…

Освободили наш поселок весной 1943 года. Корову свою мы забили, так как есть было абсолютно нечего, да и саму буренку прокормить не могли. В местной школе расположился госпиталь, сестра устроилась туда работать санитаркой. В школу в 1943 году я не пошел, стал работать в сапожной мастерской. Сбылась, наконец, моя мечта, я сам сшил себе сапоги и с удовольствием бродил по лужам - не промокали!

За всю свою довоенную и военную жизнь многие из моих сверстников постоянно испытывали голод и недоедание. Я рано понял, что такое жизнь. И старался жить и работать по совести. Вступил в комсомол и активно участвовал во всех его делах, имею грамоту ЦК ВЛКСМ за успехи в труде и учебе. Отслужил пять лет в армии, перенес открытую форму туберкулеза. Выкарабкался! Окончил десять классов, затем Ростовский железнодорожный институт. Вырастил сына и дочь. На заводе «Сельхозмаш» прошел трудовой путь от наладчика до главного механика. Когда-то жизнь на заводе била ключом, трудились здесь в три смены две тысячи человек…       

Листовка
1
4
3
5
6
7